Было это в 1986 году. Закончил я тогда 3-й курс Тульского политеха, учился на знаменитом тогда машфаке, и специальность тоже была знаменитая. Называлась гордо — «Производство аппаратов». На первом курсе нам дядечка из первого (!) отдела конкретно дал понять, что разглашение информации о собственно аппаратах, производить которые нас будут учить, приравнивается к разглашению государственной тайны, что равняется измене Родине и влечет за собой соответствующие последствия, вплоть до расстрела на месте в военное (упаси господи!) время! Поэтому мы очень сильно (пока на начальных курсах учились) гордились своей секретной специальностью и всячески напускали на себя важность, объясняя, что за аппараты мы будем конструировать: всякие доильно-поильные, сварочные и прочие, вплоть до самогонных. Но про настоящие — молчок! Видимо, в свое время всем голову так заморочили, что в 90-е годы никто учиться на эту специальность идти не хотел, и ее назвали по-правильному: «Производство летательных аппаратов», а кафедра стала называться «Ракетостроение». Но это к слову. Тогда на нашей специальности учились в основном умники, но не ботаники, а балбесов было мало (хотя встречались). Вообще на машфаке три из четырех специальностей были секретными. Поэтому стройотряд, существовавший при факультете, носил смелое имя «Оружейник». Нет, были, конечно, и другие строяки: «Корчагинец», например, где народ с утра до ночи ворочал рельсы, ремонтируя трамвайные пути в Туле. Там конкретные деньги зарабатывали! Или в Молдавию народ отправляли — ну, там денег особо не было, зато винца халявного народ обпивался! За тем, собственно, и ездили. Но мы, уважающие себя студенты с элитной (по тем временам) специальности предпочитали «Оружейник». Это был правильный строяк, где реально что-то строили. В основном по Тульской области работали: коровник какой или дом, или амбулаторию строили. В хороших советских колхозах-совхозах. Абы куда не посылали: работали на моей памяти в колхозе им. Ленина у Стародубцева, тогдашнего знатного колхозника, потом ГэКаЧэПиста, а затем — губернатора Тульской области, потом два сезона в Архангельском, где руководил тогда Севрюгин, тоже, кстати, губернатор области — первый, еще до Васи. И зарабатывали в «Оружейнике» достойно — не так, как в «Корчагинце». Он вообще лидер по деньгам был, но и не так, как в Молдавии, откуда народ, в большинстве своем, синий приезжал, накачанный алкоголем на год вперед, но без денег. Для примера: за два месяца работы я получил что-то около 400 рублей, т.е. почти по 200 рублей в месяц. Это при том, что начальная зарплата инженера после выхода из института была на уровне 130-140 рублей. И это в первый год, когда работал в основном «на растыке» — об этом речь и будет дальше, а «деды» больше зарабатывали и порой значительно. В общем, хорошее подспорье студенту: сезон в строяке работаешь, едешь на море отдыхать, шмоток всяких себе купишь, ну и на вино хватит (впрочем, на вино и пиво и стипендии хватало). Хорошо жили! Весело!
Так вот, лето 1986 года. Село Архангельское. Работаем на нескольких объектах: строим двухквартирный дом для колхозников, амбулаторию и ремонтируем коровник. На каждый объект нужен раствор. Поэтому организован процесс был следующим образом: на каждом объекте работала бригада, а раствор доставлялся по очереди самосвалом с бетонно-растворного узла (БРУ), куда и была поставлена бригада «растык», в которую и я был включен. Для справки: работа «на растыке» подразумевала неквалифицированный физический труд, типа подноса кирпичей, замеса раствора и т. п., сюда ставились студенты, впервые работавшие в стройотряде. Естественно, я в числе таких же новичков, под руководством опытного бойца, был послан на БРУ. К слову сказать, в строяках всегда четко придерживались правила: салабоном
считался тот, кто был здесь впервые, будь он хоть с пятого курса, а третьекурсник, если он уже был второй раз, считался «дедом» и над салабоном старшим. Но никакой «дедовщины» не было, все жили и работали дружно и весело, хорошо зарабатывали и хорошо гуляли! Итак, в жаркий летний денек бригада «Ух!» из двух «растык» и бригадира приняла вахту на посту БРУ. Работа была построена следующим образом: самосвал подъезжал под бетономешалку, которая специально была устроена на возвышении. В бетономешалку снизу в корыте на подъемнике подавали песок и цемент, которые два бойца — «растыки» усердно туда сыпали: песок — лопатами прямо из-под ног, а цемент — ведрами из близрасположенного хранилища, где он просто был насыпан горами. Контролировал процесс приготовления раствора бригадир, который поднимал корыто наверх, засыпал сухую смесь в бетономешалку и добавлял воды из специально подведенного водопровода. Потом переворачивал бетономешалку с готовым раствором в самосвал, который после полного заполнения уезжал на объект. Времени обычно это занимало минут сорок. После этого у нас было минут 20 перерыва в ожидании опорожненного самосвала, которые мы использовали для загара, с удовольствием развалясь на крыше цементохранилища. Вот такая работа, совмещение полезного с приятным, хотя физически с непривычки было тяжеловато.
Ну вот, работали в таком режиме пару дней, чтобы не потерять интерес к работе. Была внутренняя ротация, и на следующий день нас должны были отправить на коровник, а на БРУ поставить другую бригаду. Работали ударно, потому запасы цемента стали таять на глазах, а с подвозом новой партии колхоз задерживал. Работаем час, два, три, цемент заканчивается. Сообщаю об этом бригадиру, он интеллигентный такой был, на носу очки поправил, плечами пожал, всем своим видом показывая, что это моя проблема. Стал я ведром по всем углам, по сусекам скрести. Кое-как из ситуации выходили, так сказать, стране угля давали. Но настал такой момент, когда, отправив очередной самосвал, мы поняли, что цемента больше нет.
— Что, совсем нет? — спросил с верхотуры бригадир.
— Ну, нет, где я его, ё-п-р-с-т, найду?! — был мой ответ.
— Надо искать! Мы не можем пацанов без работы оставить!
Такая вот была сознательность! Да и деньги, в общем-то, неплохие зарабатывали.
Залез я опять в хранилище. Цемента нет! То есть, конечно, есть еще немного в виде напрочь слежавшегося и превратившегося фактически в горную породу, но перспектива отбивать его ломом от пола, меня явно не вдохновляет! Обхожу все хранилище, пинаю затвердевшие кучи без энтузиазма и вдруг в полумраке наблюдаю, что уголок один в хранилище отгорожен. Подошел, подергал — крепко сколочено. Заглянул в щелку — и вот оно, счастье! Целая куча цемента! Как раз столько, сколько надо до конца рабочего дня, а на завтра подвезти обещали! Нам бы только день продержаться, да ночь простоять! Ударом сапожища выбиваю доску, зачерпываю, провожу, так сказать, визуальный осмотр продукта. Он! Цемент! Только какой-то подозрительно светлый. «Импортный, наверное», — думаю. Разворачиваю к чертям всю загородку, кипя при этом праведным гневом, что какая-то сволочь заначку себе сделала, а простому народу амбулаторию, больницу то бишь, не из чего строить. Пока я цемент таким образом добывал, самосвал успел вернуться и встать под загрузку. Я с чувством выполненного долга, весь запыленный, с двумя ведрами светлого чистенького цемента выбираюсь наружу! «Нашел!» — кричу. «Только какой-то подозрительно светлый, наверное, импортный, его какая-то буржуйская сволочь заныкала!» Бригадир сощурил подслеповатые глаза и говорит: «Нет, не импортный, наверное, марки М-500. Сыпь!» К слову, марки тогда были М-150, М-200 или М-300, про М-500 только слышали, но никто в глаза не видел. Сказано — сделано! Залили мы тот самосвал раствором под завязку, а сами улеглись на крыше отдыхать. Самосвал поехал
разгружаться на стройку больницы — самый близкий объект, пять минут туда, пять назад, столько же на разгрузку, так как готовили жидкий раствор — для заливки фундамента. Засекли время. Оно прошло. Затем прошли еще пятнадцать минут, и еще пятнадцать.
Мы наслаждаемся отдыхом, солнцем и деревенским воздухом! Когда пошел второй час нашего ожидания, мы заподозрили что-то неладное! Бригадир с высоты крыши пытался рассмотреть, что же произошло за деревьями, за которыми строился объект. Но ничего не узрел. Нервно потушив сигарету, сказал, что придется топать и смотреть, что там у них стряслось. Мы, конечно, думали, что самосвал попросту сломался. Но бригадир, кажется, стал чувствовать, что произошло нечто более интересное и для нас менее приятное. Ну, потопал он на стройку, а мы остались загорать дальше. Прошло минут 30-40, то есть подходил к концу второй час нашего ожидания. А идти до стройки было минут десять. Да что у них там? Инопланетяне что ли их забрали всех вместе с самосвалом? Вооружившись лопатами, выдвигаемся на стройку.
И вот какая картина нам открывается, когда мы, осторожно, держа лопаты наизготовку, как автоматы, выглядываем из-за кустов! Самосвал стоит возле котлована с поднятым кузовом, в нем, раскорячившись, стоит наш бригадир, и смиренно (благо, как я говорил, человек интеллигентный) долбит ломом намертво схваченный раствор! Мы, конечно, вышли из-за укрытия и подошли к народу, который, подтрунивая над бригадиром, смотрел за его потугами отдолбить раствор. «Вот и виновники торжества!» — все поворачиваются к нам. Думаем — будут бить. Но до этого не дошло, так как энергия у всех уже на долбление затвердевшего раствора ушла, к этому процессу все бывшие на стройке студенты приложились. Естественно, когда мы пришли, нас тоже поставили. Но оставалось лишь закончить то, что уже в течение двух часов делали несколько человек! В чем же дело? «Да вы, блин, умники, студенты хреновы, …! Вы же АЛЕБАСТР вместо цемента засыпали!!!» — это нас шофер колхозный просветил. «Его специально отгородили, чтобы вы с цементом его не перепутали!!!» А алебастр, как известно, обладает очень высокой способностью к схватыванию, застывает практически моментально и используется совсем для иных, нежели цемент, целей!
Так что, слава Богу, что нас не было рядом в тот момент, когда самосвал подъехал к котловану, поднял кузов и……ни черта оттудова не полилось! И всю эту глыбу, попеременно меняясь, человек десять, под непрерывную нецензурную брань водилы, пытались выковырять из кузова! Выковыряли! Хотя поначалу была мысль снять краном кузов и поставить его целиком в котлован в качестве фундаментного блока!
На том рабочий день и закончился. Надо сказать, что когда проблема была решена, все с юмором отнеслись к произошедшему, и вечером, после ужина, весь отряд смеялся до упаду над рассказом бригадира. «Да, Слава, — сказали мне. — Теперь ты можешь достойно носить второе имя — Алебастро!» Кличка, естественно, не прижилась, но до конца работ ребята не упускали случая подтрунить надо мной по-доброму.
А кузов-то на самосвале пришлось менять! Негодным для дальнейшей эксплуатации оказался. Благо время было советское, и никто студентам иска за нанесенный ущерб не предъявил.
Вот так больничка в селе Архангельском строилась. Дай Бог долго стоять будет!